В этом году Русская Церковь вспоминает 100-летие блаженной кончины святителя Тихона, Патриарха Московского и всея России. О святителе Тихоне уже немало написано, и все же остаются вопросы, касающиеся последних лет его служения. «Журнал Московской Патриархии» предоставил слово церковному историку, агиографу, доктору исторических наук архимандриту Дамаскину (Орловскому), одному из авторитетных исследователей жизни и служения Патриарха Тихона.

– Отец Дамаскин, вы были первым из рос­сийских историков-исследователей, кто дер­жал в руках следственное дело Патриарха Тихона. Помните свои впечатления от чтения этого документа, что вас тогда поразило? Насколько много вы в то время знали об обстоятельствах жизни святителя Тихона и ка­кую новую информацию тогда получили? Чему тогда вас научила работа с этим архивом?

– Когда я увидел многочисленные тома судебно-следственного дела Патриарха Тихо­на – разноплановые по содержанию и фраг­ментарные по подбору находящихся в них документов, – то понял, что материал, в них размещенный, представляет большие трудно­сти для церковно-исторического исследования, потому что он подбирался для решения задач, поставленных следователями ОГПУ, а значит, потребуется дополнительное напряжение сил и времени, чтобы в нем разобраться. И я поду­мал: неужели мне всю жизнь придется разби­рать подобного рода бумаги, чтение которых далеко не всегда сопровождается оптимисти­ческим настроением, разве что открываемая историческая и церковная правда может стать, в конце концов, утешением. И тогда же полу­чил ответ. Если я занялся изучением подвига мучеников XX столетия, подвига масштабного и глубокого по религиозному, нравственному и просто человеческому содержанию, то это потребует исследования и исторической обста­новки того времени, социальной среды, более глубокого знакомства с личностью человека, нежели получаемое от впечатлений на основа­нии двух-трех фактов. Это значит, надо ограни­чить свою жизнь в чем-то другом, если имеешь намерение послужить святым. Даже если дело останется не исследованным и не изученным до конца, придется положиться целиком на Промысл Божий.

И я начал читать и изучать, не задумыва­ясь, сколько это у меня займет времени. Труд­ность была в разноплановости находящихся в судебно-следственном деле документов. Со­трудники ОГПУ подбирали их, чтобы получить какую-то информацию для обоснования обви­нения, выдвинутого не на основании законов, а по соображениям политического руководства страны. У меня же была задача с максимальной беспристрастностью разобраться в тех давних событиях.

Что и откуда было известно о Патриархе Тихоне до изучения судебно-следственного дела? На тот момент только то, что находилось в солидном сборнике документов, собранных М.Е. Губониным, и в книге протопресвитера Михаила Польского «Новые мученики Россий­ские»; будучи современником Патриарха, ав­тор отразил свое впечатление о его личности. И еще существовали кое-какие статьи. Чему меня научила работа с этим архивом? Пожа­луй, тому важному исследовательскому навы­ку, что наше представление об историческом событии до того, как ты приступил к изучению материалов, почти всегда является лишь гипо­тезой, которая часто бывает опровергнута по­сле ознакомления с материалами и получения полной информации.

– Тогда, в начале 1990-х годов, вы только начинали работать с архивами. Приступив к делу Патриарха Тихона, вы, можно сказать, получили от него благословение на свой мно­голетний труд. Чувствовали ли вы поддержку святителя Тихона?

– Если говорить о благословении Патриар­ха Тихона, если можно так выразиться, то это произошло еще до моего ознакомления с мате­риалами судебно-следственного дела. В начале 1980-х годов на день памяти Патриарха Тихона, который приходится на праздник Благовещения, я был на богослужении в малом соборе Донского монастыря. Молясь около гробницы Патриарха, обратился к нему с вопросом: были ли в 1920-х годах группы верующих, которые целенаправленно помогали находящемуся под следствием или высланному из Москвы после вынесения приговора духовенству. Служба завершилась. Я вместе с другими вышел из храма и направился к монастырским воротам. Здесь со мной поравнялась женщина и без ка­кого-либо вступительного слова стала отвечать на вопрос, заданный мной Патриарху Тихону. Она рассказала, что была группа девушек (в их числе была и она), которые регулярно помогали гонимому духовенству, рассказала, как они со­бирали посылки и отправляли ссыльным. Пока мы неспешно шли от монастыря к метро, она мне многое поведала про религиозную жизнь Москвы 1920-х годов. Это была Анна Семенов­на Теплякова, человек, обладавший уникаль­ной памятью и помнивший не только события и людей, с которыми ей приходилось встречать­ся, но и жителей того места, где она выросла. В частности, она рассказала и об одном из сподвижников Патриарха Тихона – епископе Августине (Беляеве; †1937). Анна Семеновна впоследствии поспособствовала нашей встрече с его дочерью, Ниной Александровной, которая рассказала о своем отце – священномученике Августине, архиепископе Калужском. И я поду­мал тогда: если Патриарх Тихон может так про­сто ответить на заданный ему вопрос, то он не оставит меня без своей помощи в дальнейшем, что в общем-то и случилось.

– Вы рассказывали, что судебно-след­ственное дело Патриарха Тихона, состоявшее из десятков томов, касалось не столько его, сколько всей Церкви. И этим оно было ценно для исследователя. Материалов, касающихся непосредственно Патриарха Тихона, в нем не­много. Что это были за документы?

– В судебно-следственном деле Патриарха Тихона хранятся многочисленные выписки из материалов судебных процессов и прото­колов допросов из следственных дел других людей, обвиняемых в организации беспоряд­ков во время изъятия церковных ценностей из храмов в разных областях России, что само по себе свидетельствует о намерении властей серьезно подготовить судебный процесс над Патриархом и членами Священного Синода. Предполагалось, что они предстанут на этом процессе главными виновниками в организа­ции сопротивления духовенства и верующих изъятию церковных ценностей. В материалах дела хранятся многочисленные прошения как самого Первосвятителя, так и верующих раз­личных московских приходов разрешить слу­жить у них Патриарху Тихону в тот или иной день. Содержится переписка с властями о реги­страции в соответствии с каноническим устрой­ством Поместной Церкви органов управления с перечислением имен архипастырей, которые для этого необходимы. Причем из переписки следует, что устно властями разрешение на это давалось, но фактически его не позволяли реализовывать, и, надо полагать, намеренно. В судебно-следственном деле находятся проше­ния Патриарха об освобождении арестованных архипастырей, большинство из которых оста­лось без ответа. С сотрудниками ОГПУ Патри­арх Тихон вел себя как с представителями го­сударства, а для них это был повод к плетению все новых и новых интриг. В материалах дела находятся донесения и рапорты из епархий об арестах и преследованиях священнослужите­лей, из которых явствовала общая картина – широкая и безотрадная.

Император Николай II с семьей выходит из Ростовского Успенского собора в сопровождении архиепископа Тихона. 1913 г. ГАКФД

 
– К делу Патриарха Тихона подверстыва­лись дела других епископов, священников, официальные церковные документы и распоряже­ния партийных функционеров. Следователи собрали в него все, что казалось им важным. На основе этих архивных свидетельств можно составить представление о тогдашнем бли­жайшем окружении Патриарха Тихона. Какое оно было и как влияло на его действия?

– Ближайшее окружение Патриарха Тихо­на – это члены Священного Синода, некоторых из них время от времени арестовывало ОГПУ. Конечно, из числа епископов были те, кото­рым Патриарх Тихон доверял в большей степе­ни, такие как митрополит Казанский Кирилл (Смирнов; †1937), или архиепископ Верейский Иларион (Троицкий; †1929), или митрополит Крутицкий Петр (Полянский; †1937), став­ший его преемником. За долгое время своей церковной жизни и руководства епархиями Патриарх научился хорошо разбираться в лю­дях. Были в его окружении и такие, которым сложно было довериться, те, кто при полити­ческих переменах и под напором внешних обстоятельств кардинально менял свою позицию и на кого нельзя было вполне положиться, и те, кто был связан с ОГПУ, информировал обо всем происходящем в Синоде. Только то и было уте­шительно, что Патриарх и близкое к Патриарху духовенство знали этих людей и понимали, чего от них ждать.

Архиепископ Виленский и Литовский Тихон на фронте в окопах 70-го Ряжского полка. МПТДМ

 
– Вы говорили в предыдущей нашей беседе, что Патриарху Тихону можно только посочувствовать. Он вряд ли ожидал, что все будет так жестко и необратимо. Однако, когда к не­му, правящему архиерею Москвы, пришла на Троицкое подворье делегация с просьбой вы­ставить свою кандидатуру на предстоящих выборах Патриарха, он сказал, что видит свиток, на котором написано: «Плач, горе и стон». То есть уже тогда он понимал, какие времена грядут.

– Когда общество претерпевает постепен­ные изменения, пусть даже они происходят скачками, то в этом случае можно уловить тенденции к переменам и как-то сгладить про­блемы, чтобы они не переживались слишком болезненно. Когда же происходит обрушение и внезапная перемена всего исторического ландшафта, то это бывает трудно сразу и осо­знать, это уже не вмещается в рамки человече­ского понимания. В этом смысле поучительно и показательно, что большинство участников Поместного Собора Православной Российской Церкви, не хотевших восстановления институ­та Патриаршества, не вполне осознавали всей серьезности и необратимости произошедших событий, их до некоторой степени апокалипти­ческого характера, что всего через несколько лет они окажутся в другой стране и что лишь в их собственном сознании они будут продол­жать жить в той стране, где родились. Пережи­вания Патриарха, стоявшего перед необходимо­стью возглавить Поместную Церковь в новую эпоху, касались не столько большевистского переворота, сколько смены монархического строя и наступившего периода сложных отно­шений между представителями власти – сформировавшейся из неверующих представителей политических партий, относившихся если и не агрессивно, но весьма неблагожелательно к Церкви, – и Церковью. Когда Патриарх говорил, что видит «плач, горе и стоны», он уже тогда хорошо понимал, что спокойное историческое время закончилось. Патриарх не мог знать, что всего через несколько лет Поместной Церковью попытается управлять начинавший свой трудо­вой путь мальчиком в иваново-вознесенской кондитерской, окончивший четыре класса сель­ской школы Евгений Тучков, возглавивший на долгие годы 6-е отделение секретного отдела ОГПУ, который получит в 1923 году в награду за организованную им и его сотрудниками цер­ковную смуту пистолет «Маузер».

Архиепископ Виленский и Литовский Тихон во время молебна в 280-м пехотном Сурском полку. 3 сентября 1915 г.

 
– На мое замечание, что мы помним горь­кие слова Патриарха Тихона о том, что на Россию опускается ночь и она будет долгой, то есть осознание этого все-таки к нему при­шло, вы ответили, что он сказал это перед смертью. К тому времени он не видел возмож­ности изменений. Когда верующие просили, чтобы он, используя свой авторитет и об­щественное положение, помог воспрепят­ствовать закрытию церквей, Патриарх, хо­тя и подписывал эти бумаги для ходатайств перед ВЦИКом, на самом деле уже не ожидал, что это поможет. Он столкнулся на допро­сах лицом к лицу с людьми беспринципными, хитрыми и безжалостными. Для него само существование подобных людей стало от­крытием. Он жил в совершенно другой среде и с таким цинизмом никогда не сталкивался. Митрополит Крутицкий Петр (Полянский), который стал в 1925 году Патриаршим Ме­стоблюстителем, быстрее в этом разобрал­ся и понял, что имеет дело с безжалостным противником, который добивается своего, не ограничиваясь в средствах. Это нашло отра­жение в архиве?

– Когда святитель Тихон говорил, что он уснет крепко и надолго и что наступает ночь, то это касалось не будущего России, а его са­мого. Тяжелобольной Патриарх, который в эту последнюю ночь переживал тяжелей­ший приступ стенокардии, закончившийся инфарктом, говорил о своей близкой смерти, с наступлением которой закончатся его стра­дания. Если же говорить о ночи как о власти той тьмы, которая накрыла Россию, то она наступила для всех еще семь лет назад, когда всякая созидательная, миссионерская, просветительская и вообще религиозная деятельность была насильственно прекращена. Отложились ли в этом архивном деле описания методов ве­дения следствия и допросов? Документы, в ко­торых фиксируются подобного рода факты, попадают в судебно-следственные дела, лишь когда ведется следствие о злоупотреблениях следователей, или они могут находиться в слу­жебных документах ОГПУ, но такие документы, как правило, для исследователей закрыты. Как велись допросы, можно судить по результатам: если ни в чем не повинный человек вдруг при­знает себя виновным и приносит покаяние за опубликованный когда-то документ, который он написал в ясном сознании и твердой памяти, то можно сделать выводы о методах и приемах, которые применялись следствием. Но Патриарх никогда об этом не рассказывал, хорошо пони­мая, что такой его рассказ может быть расценен следователями как преступление. Один хоро­шо знакомый с архивами ФСБ исследователь пишет, что для того, чтобы добиться нужных результатов, к следствию был подключен особоуполномоченный ГПУ Яков Агранов, имевший богатый опыт работы с арестованными, кото­рых надо было убедить давать нужные показа­ния. Только в том случае публичный судебный процесс мог иметь смысл, оправдывая гонения на Русскую Православную Церковь, когда сами обвиняемые дадут признательные показания и назовут Церковь «контрреволюционной орга­низацией». И если Патриарх в начале следствия не признавал себя виновным, то впоследствии признал свою вину в том, что написал послания «контрреволюционного характера, направлен­ные против советской власти и использованные генералом Деникиным, другими белыми орга­низациями в их борьбе с советской властью». Это красноречиво свидетельствует о методах ведения следствия.

Архиепископ Тихон среди однокурсников выпуска 1888 г. в Санкт-Петербургской духовной академии. Фото К. Буллы.1913 г. ЦГАКФД

– Известно, что по «делу» Патриарха Тихона готовили судебный процесс, который должен был завершиться расстрельным при­говором. Вы видели эти документы в архиве?

– В судебно-следственном деле Патриарха Тихона отложились материалы, которые бес­спорно свидетельствуют, что следствие готови­ло большой судебный процесс, где обвиняемым должен был стать не только Патриарх, но и чле­ны Синода. И если процесс не состоялся, то лишь по политическим причинам: перемены в По­литбюро, уход от активной политической дея­тельности Ленина и ослабление влияния Троц­кого, планировавшего устроить религиозную реформацию, подобно произошедшей когда-то в Западной Европе. Конечно, повлияли и протесты в западноевропейских странах относи­тельно предполагаемого суда над Патриархом, который однозначно воспринимался как свиде­тельство преследования верующих в Советской России. Между тем публичные процессы над ве­рующими переставали быть популярными. Мы уже не видим таких показательных процессов, каким был суд над митрополитом Петроград­ским Вениамином (Казанским; †1922) и пе­троградским духовенством или над шуйскими священниками в Иваново-Вознесенске. Не было публичных судебных процессов ни над митро­политом Казанским Кириллом (Смирновым; †1937), ни над митрополитом Ярославским Агафангелом (Преображенским; †1928). За­дача, которую ставил Ленин, – напугать клир Православной Церкви несоответствием содержания судебного дела и приговором, то есть за­пугать беспощадным террором, была решена. Все увидели, что власть может приговорить к расстрелу и убить совершенно невиновных, и теперь люди невольно вынуждены были соот­носить свои действия и слова с теми методами, которые применялись правительством. К этим методам, то есть к террору против духовенства, власти вернулись в 1928-1931 годах, когда нача­лось создание колхозов, приведшее к волнениям среди крестьян. И тогда снова начались расстре­лы священнослужителей, а в некоторых случаях и показательные судебные процессы. Что каса­ется того, готовы ли были власти в результате проведенного судебного процесса расстрелять Патриарха, то таких документов в судебно-след­ственном деле нет. Этот вопрос решало Полит­бюро ЦК ВКП(б). В деле, однако, находятся до­кументы, в которых зафиксированы ходившие среди народа разговоры, что Патриарха после процесса непременно расстреляют. Имеют ли они под собой основание – неизвестно. Это могла быть фиксация народной молвы, а мо­жет быть, и распускаемые самими сотрудни­ками ОГПУ среди народа слухи, чтобы собрать дополнительные сведения для понимания, как будет реагировать народ, если они все же ре­шатся расправиться с Патриархом.

Улица в Торопце напротив Спасо-Преображенской церкви. Дом иерея Иоанна Беллавина (последний с палисадником).
Начало ХХ в. ТФ ТГОМ

 
– Двадцать первого марта 1924 года было принято постановление ВЦИК о прекращении дела «гражданина Беллавина». Большевики подчеркивали, что это только амнистия, а на самом деле Патриарх Тихон считается преступником по отношению к советской вла­сти, и они продолжали на него давить. Задача Тучкова было поставить Патриарха Тихона под полный контроль государства. С 1923 го­да, когда святитель был освобожден, и до самой его кончины в 1925 году шли еженедельные тяжелые переговоры с Тучковым. «Придет "некто в сером" и будет меня мучить». Он го­ворил своему ближайшему окружению: «Я не могу отдать Церковь в аренду государству».

– Патриарх не был амнистирован, посколь­ку не был осужден, дело было прекращено постановлением Президиума ЦИК. Советское правительство и ОГПУ всегда могли завести против него новое дело. Задача высшей власти, ОГПУ и возглавлявшего «церковное» направление его деятельности Тучкова была в том, чтобы максимально разделить Поместную Цер­ковь на различные церковные организации, что для них было более ценным, чем физическое уничтожение Православной Церкви в Рос­сии. Так появились обновленцы, вышедшие из рядов неудачливых агентов ОГПУ. В их среде вследствие умелой интриги органов возникли живоцерковники, затем был образован Вре­менный Высший Церковный Совет (ВВЦС), руководимый архиепископом Екатеринбург­ским Григорием (Яцковским; †1932). Затем ОГПУ чуть было не удалось возбудить распрю между Местоблюстителем Патриаршего пре­стола митрополитом Петром (Полянским) и кандидатом в Местоблюстители митрополи­том Ярославским Агафангелом (Преображен­ским). Чуть позже получилось создать внутри Православной Церкви две большие группы – поминающих за богослужением заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского; †1944) и не поминающих его. Уже не говорим о попытках создать на канониче­ской территории Русской Православной Церк­ви автокефальные и автономные Церкви. За эту деятельность Тучков был награжден грамо­той и золотыми часами. Конечная задача ОГПУ и, в частности, Тучкова была в том, чтобы ском­прометировать Патриарха через осуждение ра­нее им написанных посланий, чего частично удалось добиться во время его заключения в тюрьме в условиях информационной изоля­ции относительно происходящего в церковной жизни, а также беспрецедентного психологи­ческого давления. Если же говорить о том, что задачей Тучкова было поставить Патриарха под контроль, то эта цель была достигнута. Перепи­ска Патриарха перлюстрировалась, о его посетителях собиралась информация, в окружении Патриарха были люди, которые информирова­ли ОГПУ обо всем происходящем. Все это в той или иной степени нашло отражение в докумен­тах судебно-следственного дела. То, что обычно называется переговорами Патриарха с Тучко­вым в тот период, когда Патриарх был уже на свободе, по сути, допросы. Двадцать первого марта 1925 года состоялся первый, уже офи­циальный допрос, проведенный М.Д. Соловь­евым, заместителем Тучкова, в конце которо­го Патриарх дал подписку, обязуясь никому не рассказывать, о чем его спрашивали и какие он давал показания, а в случае нарушения подписки он понесет наказание по существу­ющим законам. То есть дело готовились вести всерьез. В том же месяце было оформлено по­становление о привлечении Патриарха Тихо­на к ответственности в качестве обвиняемого в том, что он «составлял сведения о репрессиях, применяемых Сов[етской] [в]ластью по отно­шению церковников, пользуясь сведениями из недостаточно верных источников, имел целью дискредитировать Сов[етскую] [в]ласть, а по­тому, принимая во внимание, что преступле­ние Белавина В.И. следствием установлено, постановил: привлечь гр. Белавина Василия Ивановича в качестве обвиняемого, предъявив ему обвинение по семьдесят третьей ст[атье] Угол[овного] Кодекса» – в распространении «в контрреволюционных целях ложных слу­хов или непроверенных сведений, могущих вызвать общественную панику, возбудить не­доверие к власти или дискредитировать ее». По этой статье предполагалось лишение свободы на срок не менее шести месяцев. Верхний пре­дел не оговаривался. Все это предполагало ве­дение в дальнейшем бесконечного следствия. Но от этого Господь его избавил – начатое следствие было прекращено 19 июня 1925 года ввиду кончины Патриарха Тихона.

Спасо-Преображенская церковь, в которой служил отец Патриарха Тихона иерей Иоанн Беллавин. 1912 г. Фото Н.Д. Бартрама. ГМА

 
– Позже большевики поняли, что распра­ва над Патриархом резко дискредитирует советскую власть в глазах мирового сообще­ства. Они решили не выводить Патриарха Тихона на открытый процесс, а пытаться добиться от него некоторых уступок: при­знать ошибочными некоторые его высказы­вания в Гражданскую войну, заявить о своей лояльности к новой власти. После того как Тучков, занимавшийся делом Патриарха Тихо­на, выдавил из него эти признания, святитель Тихон был освобожден. В газете «Известия» было напечатано заявление Патриарха в Вер­ховный суд РСФСР, где он пишет в том числе и о том, что отныне не является врагом со­ветской власти. У многих это вызвало шок. Но для Предстоятеля было важно сохранить пол­ноценную церковную жизнь в стране. Даже подчас ценой компромиссов. «Пусть имя мое погибнет для истории, лишь бы Церковь была жива», – говорил он.

– Большевики требовали от Патриарха Тихона не лояльности в общепринятом зна­чении этого слова. По отношению к власти, хотя бы и враждебной Церкви, он был вполне лоялен. Власти требовали от Первосвятителя публичного отказа от суждений, высказанных им в посланиях 1918 и 1919 годов, в которых давалась оценка происходивших тогда в Рос­сии событий с нравственно-религиозных по­зиций и, в частности, предупреждались те, кто считал себя еще находящимися в Церкви, что они могут при определенных обстоятельствах быть отлучены от Церкви. Для Патриарха, под­писавшего покаянное заявление, было важно вслед за этим сказать свое авторитетное слово как главы Поместной Церкви о событиях, свя­занных с канонической преемственностью церковной власти, а также ясно обозначить, что захватившее ее самозваное ВЦУ является раскольническим и все его действия «недей­ствительны и ничтожны», а все «действия и та­инства, совершаемые отпавшими от Церкви епископами и священниками, безблагодатны, а верующие, участвующие с ними в молитве и таинствах, не только не получают освяще­ния, но подвергаются осуждению за участие в грехе». Таким образом, была внесена яс­ность в этот церковный вопрос, что открыло возможность для покаяния и возвращения в Церковь для присоединившихся к обнов­ленцам. Патриарх Тихон, выйдя из заклю­чения, констатировал для себя, что успехи обновленцев не столь велики, как сообщали ему сотрудники ОГПУ, и, может быть, зная истинное положение дел, он не стал бы себя оговаривать. В тюрьме следователи рисовали Патриарху положение Православной Церкви чуть ли не катастрофическим, делая таким образом обоснованным для него заявление в Верховный суд РСФСР с признанием своей вины и просьбой освободить из-под стражи, при возможности публично обозначить свою церковную позицию по обновленцам. Обычно считается, что благодаря сделанному Патри­архом заявлению в суд он был освобожден и смог приступить к своим обязанностям, что в той обстановке действительно было важно. Скорее всего, Патриарха Тихона освободили бы в любом случае и судебный процесс ввиду изменения политической обстановки мог бы быть отменен. А психологическое давление можно оказывать на Патриарха и без суда, что успешно впоследствии и делалось. Следствен­ный процесс с вызовами к следователю и бес­конечными утомительными допросами мог продолжаться без конца, с требованиями от Патриарха тех или иных уступок. Обновлен­цам привлекшие их к сотрудничеству власти могли теперь говорить то же, что и первосвя­щенники Иуде: смотрите сами. Отступники перестали быть той церковной организацией, которой власти хотели бы заместить Право­славную Церковь, они стали одними из мно­гих, поддерживающих нужный для правитель­ства уровень церковной смуты.

Погребение святителя Тихона, Патриарха Московского и всея России. 1925 г. ЦАК МДА

– Когда пришла весть о кончине Патриарха Тихона, мнение общественности разделилось. Многие считали, что характер его смерти был насильственным. Вы говорите, что ши­рокие исследования документов этого не по­казали, святитель Тихон умер своей смертью.

– Как и все, знакомившиеся с судебно-след­ственным делом Патриарха Тихона, я хотел най­ти ответ на вопрос – имела ли смерть Патриар­ха насильственный характер, так как устойчиво бытовала версия о его отравлении. Но никаких даже косвенных признаков и указаний на это в судебно-следственном деле нет. Это было уже не нужно властям, поскольку они нашли действенный способ давления на Патриарха – бес­конечное и мучительное следствие. И зачастую ему не с кем было советоваться. Не потому, что не было умных и преданных служению Церкви людей, а потому, что именно Патриарх нес за все ответственность, как это он ощущал. Ему в полном смысле этого слова выпал жребий, который он ни с кем не мог разделить. Ведя переговоры с представителями государствен­ной власти – в основном это были сотрудни­ки ОГПУ, у которых были совсем иные задачи, противоположные интересам Церкви, – Пер­восвятитель не мог положиться на их уверения, согласиться с их предложениями. Чтобы понять, отчего и почему умер Патриарх Тихон, нужно хорошо представлять обстоятельства, в которых он жил последние годы. В момент своей смерти Патриарх был еще человеком не старым, ему было тогда шестьдесят лет, но он был уже тяже­ло болен. В последний период жизни он страдал от стенокардии, сопровождавшейся приступа­ми удушья, которая рано или поздно окончилась бы смертью в результате сердечной недоста­точности. В условиях начавшегося очередного следствия – нового психологического террора со стороны ОГПУ, когда вызовы на допросы иг­норировать было нельзя, – такой конец был не­избежен. Надо хорошо представлять личность святителя, чтобы понять, что он тогда пережи­вал. Патриарх Тихон был человеком спокойным и уравновешенным, но не равнодушным и не бессердечным. Все происходящее в последние годы его жизни он переживал тяжело, хотя и не показывал внешне: расстрелы духовенства и верующих, обвинения по нелепым поводам, аресты по абсурдным предлогам, поступки некоторых из архипастырей, казалось совсем потерявших совесть, свирепые человеческие страсти, раздирающие церковный хитон, и мно­гочисленные предательства. В конце концов, опасения за свои собственные слова и поступки, которые могли бы привести к аресту собратьев-архипастырей. Нельзя ничего изменить, снять с себя ответственность и приказать сердцу не переживать. И, в конце концов, бесконечные попытки циничного обмана сотрудниками ОГПУ, у которых не было ничего святого, а лишь одна цель – обмануть и раздавить. Только от сознания, что с ними снова нужно встречаться, может разорваться сердце. Для них это была только игра, выполнение данных партийными функционерами заданий, а для подследственно­го, в роли которого вновь оказался Патриарх, это каждый раз встреча с человеком, который несет страдания и смерть. Стоявшие тогда перед Патриархом вопросы и возникавшие в душе пе­реживания были выше человеческого естества. И, в конце концов, они сокрушили его сердце, освободив от дальнейших страданий.

Преосвященные архипастыри несут гроб с телом Патриарха Тихона. 1925 г. ЦАК МДА

 
– Похороны Патриарха Тихона приобрели масштабный характер. Власти, разогнавшие Собор в 1918 году и не допускавшие даже не­большого стечения епископов в Москве, пошли на уступку. В Москву приехало около шестидесяти епископов. Сохранилась кинохроника, как толпы людей шли проститься с усопшим Патриархом, которого уже тогда почитали как исповедника и мученика.

– Скончался первый Патриарх после вос­становления института Патриаршества. Что могли в этом случае сделать власти? Не до­пустить находившихся в Москве или вблизи города епископов на похороны? Они посту­пили так, как им было выгодно и как они могли тогда поступить. Разрешая похороны, собравшие множество людей, пришедших почтить память Первосвятителя, власти пе­ред всем миром демонстрировали, что в Со­ветском Союзе нет гонений на религию, что они признают, что смерть Патриарха Тихона является большим событием, имеющим меж­дународное значение, достойным того, чтобы попасть в кадры официальной кинохроники. Кроме того, в это время должны были на­чаться переговоры с преемником Патриарха митрополитом Петром (Полянским). Позже ОГПУ составит мнение о нем как об иерар­хе, который на уступки не пойдет и «не сдаст Церковь в аренду государству». Однако в тот момент неразумно было начинать переговоры со скандала над гробом почившего Предстоя­теля. Впрочем, очень скоро ОГПУ избрало по отношению к Местоблюстителю Патриаршего престола тот вариант, к реализации которо­го оно приступило в отношении Патриарха в последний месяц его жизни. В 1925 году митрополит Петр занял пост Местоблюсти­теля, а уже в декабре был арестован. Он был всего на три года моложе Патриарха Тихона, но прошел затем тот путь в тринадцать лет заключения и ссылки, который был бы уго­тован Патриарху, но от которого его избавил Господь как от креста для него чрезмерного. В памяти верующего народа Патриарх Тихон остался исповедником, обращавшимся с первосвятительским словом и к представителям воинственно настроенных против Церкви властей, и к народу, предупреждая его, что своими неразумными действиями он может поставить себя вне церковной ограды. Пред­ставителям государства не удалось тогда все­цело подчинить Русскую Православную Цер­ковь. Были падения, были предательства, но не было тотального на уровне епархий и при­ходов подчинения властям.

– Тучковым и антирелигиозной комисси­ей ввиду плохого самочувствия Патриарха Тихона разрабатывался вариант завещания. Существовало несколько редакций. Тучков вы­зывал Святейшего и вносил правку, чтобы не возникало сомнений в его подлинности. Есть мнение, что оно не было подписано Патриар­хом Тихоном.

– Все попытки исследователей найти под­линник завещания, подписанный Патриар­хом Тихоном, или экземпляр с его правкой, ни к чему не привели, и можно определенно сказать, что этот текст им не был подписан. И хотя текст этого документа – проекта от­ношений между советским государством и Русской Православной Церковью – был опубликован сразу после кончины Патриарха, вероятно, для того, чтобы извлечь из него хотя бы какую-то выгоду, на практике церковной иерархией он не был воспринят как подлин­ный и был проигнорирован.

– После двухвекового перерыва, когда рух­нула православная монархия, устанавливает­ся власть Патриархов Православной Церкви. Товарищи по Санкт-Петербургской духовной академии прозвали Василия Беллавина «Па­триархом», когда о восстановлении патриаршества в России никто и помыслить не мог. В этих событиях безусловно присутствует Промысл Божий.

– Мы иногда воспринимаем слова, сказан­ные в прошлом, как пророческие, между тем произносившие их современники хотя и гово­рили о некоем будущем, но сами воспринимали их как вполне возможную для осуществления данность. Раннее детство и отрочество будущего Патриарха были таковы, что невольно помог­ли ему сделать выбор в пользу исключительно церковного пути. Семейная жизнь его не при­влекала, церковную жизнь он видел в храме, где служил его отец, священник Иоанн Беллавин. В девять лет Василий поступил в Торопецкое духовное училище, сразу же после его окон­чания – в Псковскую духовную семинарию, затем – в Санкт-Петербургскую духовную ака­демию. Обстоятельства его жизни сложились таким образом, что все его будущее законо­мерно оказалось связанным с церковным слу­жением. Учеба в духовных учебных заведениях стала основным его делом. При этом он имел очень доброжелательный и мирный характер, был бесконфликтен, всегда готов помочь своим товарищам в учебе. Если другие семинаристы строили планы жизни семейной или предполагали получать высшее образование в светском заведении, то он таких планов не строил. Кро­ме того, в отличие от других студентов, которые могли рассчитывать на помощь родственников, будущий Патриарх мог рассчитывать только на самого себя за отсутствием обеспеченных или занимающих видное положение в обществе род­ственников. Если в училище и в семинарии уча­щаяся молодежь отлично понимала, что у них есть забавы, шалости и мечты, то нацеленный исключительно на учебу и неизменно доброже­лательный к окружающим Василий Беллавин непременно станет архиереем. Потому они его так и называли. А что касается именования его в студенческой академической среде «Патри­архом», то как раз в это время в церковной среде стали ходить слухи о возможном Церков­ном Соборе и, естественно, о патриаршестве, том институте, который был у всех Поместных Церквей, кроме Русской. А кого еще можно бы­ло назвать тогда «Патриархом»? Только того, кого воспитала Церковь и церковное общество, у кого не было иных интересов, кроме церков­ных, и кто имел характер мирный, но весьма це­леустремленный. В будущем Патриархе Тихоне уже тогда проявлялись задатки хорошего ад­министратора, который может успешно руко­водить порученным ему делом, но при этом не становиться диктатором, нарушающим грани­цы свободы, данной человеческой личности Бо­гом. Оканчивая академию, Василий уже знал, что ему предлагается путь начальственный и архипастырский. После двух лет преподава­ния в Псковской духовной семинарии в 26 лет он был пострижен в монашество с именем Ти­хон и направлен преподавателем в Холмскую духовную семинарию, а затем стал ее ректором, затем – епископом Люблинским, викарием Варшавской епархии, затем – епископом Але­утским и Аляскинским в Соединенных Штатах Америки, затем – архиепископом на Ярослав­ской кафедре, затем – на Виленской в соответ­ствии с иерархической значимостью кафедр, как они тогда воспринимались. Во всех местах своего служения он проявил себя как архипа­стырь-созидатель, поддерживал в епархиях те способствующие развитию начинания, которые там были. В свое время он поддержал предложе­ния настоятеля прихода в Нью-Йорке священ­ника Александра Хотовицкого (†1937), притом, что отец Александр действовал иногда весьма решительно, заключая, например, договоры на покупку земли и строительство большого Николаевского собора до получения разрешения на это обер-прокурора Святейшего Синода, что было впоследствии поставлено епископу Тихо­ну на вид К.П. Победоносцевым. Правительство стремилось избегать расходования средств на территории иностранных государств, что требовало зачастую получения займов в иностранных банках. Но епископ Тихон увидел в предложе­нии отца Александра единственный способ пе­рейти от канцелярской переписки к реальному делу. Он поддержал протоиерея Александра Хотовицкого, когда тот ходатайствовал о сборе средств в России на строительство Николаевско­го собора в Нью-Йорке, что также не было одоб­рено обер-прокурором Синода. Епископ Тихон открыл духовную семинарию в США и таким образом устранил необходимость присылать духовенство из России. Он неуклонно двигался к тому, чтобы сделать Северо-Американскую Церковь финансово независимой от России, чтобы в рамках церковных канонов она сама могла решать возникающие перед ней задачи. Благодаря поддержке епископа Тихона удалось осуществить и другие проекты. Он приобрел в Америке огромный опыт административного управления, причем в отличных от российской действительности условиях, что ему пригодилось, когда все изменилось у него на Родине. Промысл Божий вел Патриарха до той границы, которую он по архипастырской совести уже не мог перейти, когда смерть стала предпочтитель­нее жизни.

– Патриарху Тихону удалось сохранить Церковь неповрежденной. Да, она понесла огромные потери, но святитель оставил этот институт несломленным.

– Церковь, конечно, нельзя повредить, по­тому что она – Тело Христово, а ее Глава Сам Христос, но Патриарху Тихону удалось сохра­нить церковный организм не подчиненным структурам, которые, не скрываясь, демон­стрировали свое непримиримо враждебное отношение к Богу и при этом были непревзой­денно изобретательны в средствах, не будучи ограничены ни моральными, ни религиозными принципами. Патриарх Тихон на то время сделал для народа Божия, верной Христу иерархии все, что мог и что Господь благословил его сде­лать. Таким он остался в памяти народа.

Беседовала Елена Алексеева