Архимандрит Дамаскин (Орловский). В настоящей монографии освещаются вопросы возрождения практики причисления к лику святых в Русской Православной Церкви. На основе обширной источниковой базы рассматриваются вопросы порядка и критериев канонизации в Русской Православной Церкви, процесс канонизации новомучеников и исповедников Церкви Русской. канонизации местночтимых святых в конце XX - начале XXI столетия, деятельность Синодальной и некоторых епархиальных комиссий по канонизации святых. Слава и трагедия русской агиографии
Русская Православная Церковь получила свое начало и первоначальное развитие в то время, когда все основные положения Церкви, богословие, догматика, богослужение, церковный устав, а также критерии и правила причисления к лику святых были уже вполне сформированы. Русской Церкви, вошедшей в состав Вселенской одной из греческих митрополий, не было необходимости что-либо самостоятельно формулировать. Она получила во всем объеме богатство вселенского православия. Что касается критериев канонизации святых, то, став сама в это время частью Вселенской Церкви, она воспользовалась теми критериями, которые в то время уже были приняты Греческой Церковью. Греки не могли бы и предположить, сколь далеко может зайти в XX в. интерпретация бывших при них событий, что святых князей Бориса и Глеба якобы канонизовали за смиренное перенесение страданий и за отказ от политической борьбы, а не за чудотворения. Канонизация подвижников осуществлялась по факту посмертных чудес, канонизация мучеников – по мученической кончине и исповедническому подвигу. Но мучеников в Русской Церкви до начала XX столетия по существу не было, так как государство в течение всего периода существования Древней Руси и затем Российской империи вполне лояльно относилось к церковным институтам, и потому канонизации до крушения Российского государства в 1917 г. и начала эпохи гонений ограничивались прославлением подвижников благочестия. Причем следует здесь сказать, что все причисления к лику святых в это время осуществлялись в соответствии с уже сложившейся традицией и имеющимися критериями, которые на Поместном Соборе 1917-1918 гг. получили формулировки, в которых не было по существу ничего нового, что не использовала бы ранее Русская Православная Церковь. Однако четкая фиксация формулировок на этом первом после нескольких столетий вполне свободном Соборе была весьма благоразумным и предусмотрительным шагом, так как уже вскоре Церковь столкнулась с такими внешними препятствиями и была окружена такими внешними обстоятельствами, когда она оказалась лишенной не только фактической возможности формулировать какие бы то ни было церковные положения, но уже не было и людей, которые знали бы и понимали проблематику причисления к лику святых.
XIX столетие в плане агиологии можно охарактеризовать, как эпоху глубокого изучения возникшей агиографической проблемы, той агиографической трагедии, когда Русская Церковь не могла точно определить – канонизованы ли некоторые подвижники или нет, а частные люди – исследователи, составители различных агиографических сборников, издатели календарей по своему разумению «канонизовали» в своих сборниках таких подвижников десятками и даже сотнями. Господь послал Русской Церкви для изучения этой проблемы ученого, исключительного по своим дарованиям, знаниям и христианскому настрою – архиепископа Сергия (Спасского; 1830-1904), и при содействии и поддержке Святейшего Синода проблема выявления всех имен канонизованных святых и окончательного упорядочения перечня всех имен святых, прославленных как общецерковно, так и местночтимых была решена. Не соверши архиепископ Сергий этого чрезвычайного научного и христианского подвига и не поддержи его тогда Высшая церковная власть, мы, будучи ввергнуты в состояние агиографического хаоса, до сих пор бы не знали определенно о многих подвижниках – кто из них прославлен в лике святых, а кто нет.
В 80-х гг. XX столетия эта проблема возникла вновь, причем в таком виде, как будто не решалась никогда ранее. Но в это время уже неоткуда было взяться новому архиепископу Сергию, а разобравшийся в этом вопросе епископ Ковровский Афанасий (Сахаров) почил, овеянный заслуженным почитанием знавших его людей, не воспринявших, однако, его агиографический опыт. И стали печататься десятками имена неканонизованных подвижников как канонизованных святых. Причем как в ХІХ-ом, так и в XX в. инициаторы исходили из благих и благочестивых побуждений: поскольку канонизация при враждебном отношении советской власти к Церкви была невозможна, то ее стали проводить через печатающиеся книги, явочным порядком, опираясь на свое личное представление о святости и о принадлежности к лику святых конкретного подвижника, беря за основу сомнительные, а порой прямо ошибочные сведения.
Воспроизводство в разных столетиях, при различных исторических условиях и даже разных государственных устройствах одного и того же ошибочного стереотипа, – когда вместо исцеления от недуга, при уже казалось бы найденных средствах, в следующую эпоху выясняется, что история болезни оказалась утраченной, и болезнь возвращается с новой силой, принимая едва ли не хронический характер, – невольно наводит на размышления, что в основе этого явления лежат более глубокие причины. Очевидным, прежде всего, является то, что и само российское общество находится в состоянии как бы распада, скрытого противостояния частей общества друг другу, в стадии вялотекущей гражданской войны, лишь до времени не переходящей в активную фазу. Одной из причин такого явления является отсутствие в России элиты, должной быть неразрывно связанной с историческими процессами, имевшими место на всем протяжении ее существования. Национальная, духовная и культурная элита – это местоблюститель народа и государства. После Петровской революции начала XVIII столетия общество и вместе с ним вся страна с ее народом оказались расколотыми. Часть общества подверглась такому тяжкому культурологическому заболеванию, как «европейничанье», как называл это явление великий ученый Н.Я. Данилевский. Причем следствием генезиса этой болезни стали такие весьма уродливые явления, когда в одном человеке начинали одновременно жить противостоящие друг другу идеологические системы, иногда настолько несовместимые, что они начинали действовать подавляюще на саму личность человека, практически не позволяя ей развиваться естественно, органически, как писал Н.Я. Данилевский, разрушая способность человека к логическому мышлению. Уже давно российское общество характеризуется расколом и распадом общественного организма, отсутствием в течение нескольких столетий элиты, имевшей бы четкое, выходящее за пределы корыстных личных интересов самосознание, когда в противоречии со здравым смыслом понятие элиты оказывается тесно связанным с причастностью к той или иной группе власти, и, соответственно, по своему положению и мироощущению наиболее часто репродуцирует неизбежную в этих случаях смердяковщину. Только этим болезненным состоянием российского общества, в состав которого неразрывно входит и общество церковное, можно объяснить, почему очевидные ошибки, путь для исправления которых законно и твердо показан, не исправляются, но с гнетущей периодичностью возникают вновь.
Одним из любопытных явлений в области агиографии стало то, что канонизации в XIX столетии были немногочисленны, а общество хотело большего числа канонизаций, исходя из частных и довольно путаных соображений в выборе тех, кого оно хотело видеть святыми. Подобное явление мы наблюдаем и в конце XX столетия, когда общество жаждало канонизации героев, не особенно озабочиваясь, насколько эти герои, их духовная жизнь были связаны с Церковью. При этом следует особенно отметить, что отсутствие канонизации того или иного подвижника нисколько не мешает обществу почитать его. Здесь мы видим, как общество (или его небольшая, но активная часть), добиваясь любым путем совершения канонизаций, теряет всякое благоразумие и толкает епископат, который в этом вопросе является всего лишь частью общества со всеми его заблуждениями и недостатками, на весьма рискованный и опасный путь. Действительная роль епископата в вопросе канонизации святых заключается в том, что он стоит на страже соблюдения церковных критериев, с максимальной объективностью и строгостью рассматривая инициативы и предложения церковного народа, и тем более является недопустимым, когда епископат сам становится инициатором канонизаций, замещая своей инициативой внятное почитание подвижника народом Божьим. Что более благоразумно, духовно и безопасно – не причислить к лику святых в действительности святого подвижника или причислить того, кто почти не имеет отношения к такому понятию, как святость и служение Христу, человека, обуреваемого страстями, когда последующее изучение его биографии, контекста того исторического периода, в котором он жил, приведет в недоумение как церковных ученых, так и церковное общество, которое при тщательном и честном рассмотрении не найдет никаких оснований для совершения подобного рода канонизации? Что было лучше для Русской Церкви, – остаться при тех подвижниках, о которых было точно известно, что они святы и имена которых к 1918 г. были уже все достоверно известны, совершая дальнейшие канонизации с большой осторожностью, памятуя, что итог церковных канонизаций был уже подведен к началу социальной, государственной и церковной катастрофы в начале XX в., или после окончания гонений при отсутствии серьезных обоснований, при утрате в обществе представления о канонизации и о святых открыть широкое причисление к лику святых, совершая его зачастую не на тех основах, нежели это делала ранее Русская Православная Церковь? И в этом случае мы можем оказаться идущими вслед католических канонизаций, когда вначале многое католиками принималось на веру, без больших исследований, принималось много мифического, а затем, когда наступила другая эпоха и стала использоваться жесткая научная критика, не стали признаваться как бывшие в действительности не только те или иные исторические факты, но и отрицаться само существование некоторых подвижников.
Возникает естественный и вполне логичный вопрос – могут ли ошибочно вноситься в православные святцы имена тех, кого мы называем подвижниками? Без сомнения могут. И хотя бы потому, что все участники процесса канонизации – люди, у которых могут или наличествовать или отсутствовать знания по данному вопросу, может быть даже и полное непонимание вопроса, могут быть свои частные личные соображения, причем не имеющие никакого отношения к делу, зачем следует согласиться на канонизацию того или иного подвижника, в конце концов, душа всякого человека поражена в той или иной степени страстями, которые накладывают как на нее, так и на воззрения человека определенный отпечаток, в какой-то степени деформирующий его взгляды, удаляющий от объективности и иной раз в весьма значительной степени. В каком-то смысле церковные люди при решении вопроса канонизации даже обречены на ошибки, если только не ограничатся относительно небольшим числом канонизуемых и не будут опираться на критерии, стоящие вне человеческих рассуждений. Вопрос лишь в том, насколько велико количество допускаемых ошибок и как свести их к максимально меньшему числу. Если по отношению к человеку, безусловно, должен действовать принцип икономии, то есть максимального снисхождения, то к принятию решения о канонизации должен действовать принцип акривии, то есть максимально строгого взгляда на подготовку каждой конкретной канонизации. Если мы только не хотим сами своими решениями разрушить церковное предание, превратив его в полубесформенную груду обломков, которые, в конце концов, загородят и личность святых и даже путь ко спасению, когда мы будем пытаться опереться на молитву и опыт тех, кого мы считаем святыми, а они не таковы. И мы не можем рассуждать так: к кому бы мы не обращались – Бог нам поможет. Бог отказавшемуся от здравого смысла, действующему по страстям не всегда может помочь.
Суть рассмотрения вопроса о канонизации подвижника состоит не только в том, что мы изучаем положительные факты его подвижничества в русле церковных критериев, но рассматриваем также и отрицательные стороны, а также, какое благо принесет данная канонизация народу Божьему или она лишь запнет его на пути ко спасению. Необходимо подробнейшее рассмотрение не только положительных сторон жизни подвижника, но и отрицательных, и возможные плоды, которые может принести это отрицательное в будущем, о чем мы не знаем сейчас, а узнаем тогда, когда для каждого это знание станет запоздалым и бесполезным. Изучить нужно главный вопрос – как прославил подвижника Сам Господь очевидными и удостоверенными свидетелями чудотворениями. Не канонизовав того или иного подвижника, который с нашей точки зрения и в соответствии с церковными правилами вполне может быть канонизован, церковное общество ничего не теряет, но теряет тогда, когда канонизация совершена ошибочно и когда канонизующим о канонизованном разве что остается сказать – пусть с ним теперь Бог разбирается. Бойся, однако, чтобы Он не разобрался с тобой.
Встает и иной вопрос. Если совершена ошибочная канонизация, стал ли ошибочно канонизованный подвижник святым? Но в Церкви нет канонизации святых как таинства, могущего превращать в результате решения Соборов грешных людей в святых, «пресуществлять» душу грешника вне зависимости от ее духовных и нравственных качеств в душу святую и угодившую Богу в результате всего лишь соборного решения о причислении человека к лику святых. В этом смысле понятие «деканонизация» вряд ли можно признать имеющим содержание. Если само действие было совершено ошибочно и затем исправлено – то только это и можно сказать. Если оно не исправлено и продолжает существовать, то оно продолжает существовать как ошибочное. И если его не исправляют, то оно от этого не станет правильным. Внешнее признание ошибочной канонизации осуществляется в дальнейшем лишь в рамках церковной дисциплины, когда народ Божий вынуждается проявлять снисходительность к совершенной ошибке.
Несоблюдение критериев причисления к лику святых неминуемо приводит к тому, что церковные календари заполняются именами людей, которых в соответствии с церковной традицией никоим образом нельзя назвать святыми. Для церковных людей XXI столетия это представляет и некоторую личную опасность. Имея самодельные критерии самоопределяемого благочестия, современный церковный человек невольно будет примериваться к образу тех, чьи имена напечатаны в церковном календаре, но которых очень сложно назвать святыми, а также придумывать сам для себя критерии святости, оценивая себя по тому ли делу, которое он делает, или вообще по роду деятельности, применяя к себе психологическую оценку и сам себя записывая в святые или почти святые. Конечно, это не будет иметь ничего общего с истинной святостью, которая вряд ли может быть определяема людьми. Люди, даже теоретически, не могут быть здесь объективными судьями и оценщиками, так как сам вопрос находится исключительно в компетенции Божией. Для подвижников бесспорным критерием канонизации являются чудотворения, для мучеников – страдания за Христа. Это евангельское «да-да», «нет-нет» причисления к лику святых, а все остальное можно охарактеризовать как более или менее большее отхождение от правил. Допущение возможности определения святого людьми на основании исключительно собственных суждений, сходно с тем, как если бы человек определил год, день и час конца мира и при этом свое место после конца. Но это, разумеется, невозможно.
Игнорирование критериев причисления к лику святых в конце XX столетия связано с особенностями этого исторического периода. Причем нельзя сказать, что эти критерии не известны людям текущего столетия, они известны и в большинстве своем о них прямо говорится при совершении той или иной канонизации, они называются и прописываются, но на практике не соблюдаются и игнорируются так, как будто их сущностное содержание стало не понятно современным людям, стало закрытым от них. Причину этого можно видеть разве что в общем обмирщении церковного общества. Процесс прославления в качестве святых такого рода людей, которые в этом качестве не могут быть прославлены, коснулся не только Русской Православной Церкви, но и других Поместных Церквей. Но в некоторых Церквах и нет столь обширных календарей, как в Русской Церкви, и они разумно ограничиваются в них печатанием имен и дней памяти лишь наиболее известных вселенских святых, а из национальных – наиболее значимых. В Русской Церкви церковный календарь, впервые вошедший в употребление во времена гонений позднего советского периода, периода зарегулированности церковной жизни атеистическим государством, в настоящее время стал подобен справочнику, все более утрачивающему литургическое значение, наполняющемуся все большим числом имен неизвестных церковному народу.
Еще более доселе неведомая и сложная проблема возникла в конце XX в. в связи с канонизацией мучеников или новомучеников, как их стали называть с подачи протопресвитера Михаила Польского, который, чтобы оправдать введение неологизма, безуспешно пытался доказать, что в Русской Церкви были когда-то мученики. В действительности же, поскольку гонений на Русскую Церковь не было, не было соответственно и мучеников. И новомученики – и есть в Русской Церкви первые мученики. Начало канонизации мучеников пришлось на то время, когда только что закончился период гонений в виде последнего его этапа – административного подчинения Церкви государству. И еще были живы ее активные гонители. Период гонений во всей его специфике ко времени канонизации еще не был изучен ни теми, кому это полагалось сделать по роду занятий, то есть историками, причем по совершенно объективным причинам, потому, что у них, как и у всех, не было доступа к архивам, ни теми, кто хранил эти архивы, так как по долгу службы их интересовала лишь информация актуальная для решения вопросов текущего момента. С точки зрения социальной, политической и моральной в годы репрессий было совершено огромное по своим масштабам преступление – почти бессудное убийство части народа с помощью другой части народа. И было не вполне ясно, какова в новых социальных и политических условиях суть исповеднического подвига при совершенно новых исторических реалиях. Длительность гонений, в результате этой длительности частота соприкосновений с гонителями, неполная определенность с наличием и полнотой документов, касающихся исповеднического подвига мучеников, описывающих взаимоотношения гонителей и гонимых, в каком качестве представали перед гонителями христиане, в качестве исповедников или в каком-то еще. Многое было тогда неясно. Причислять к лику святых новомучеников без подробного изучения массива судебно-следственных дел и вообще всех материалов, в разной степени к ним относящихся, – было бы церковной авантюрой.
Чтобы максимально избежать трагических ошибок, Русская Церковь хотя и не сразу, но применила исключительную методику изучения материалов к канонизации. Обыкновенно, когда исследователями изучается тот или иной вопрос, проблема или даже тот или иной период в истории и делается научная разработка на определенную тему, то и материалы подбираются соответственно выбранной теме. Ученый зачастую на всем протяжении исследования придерживается канвы, которая продиктована избранной научной гипотезой, как бы нанизывая на выбранную канву обнаруживающиеся факты. В действительности такой метод продуктивен только в том случае, если до этого было изучено все исследовательское поле, история Российского государства и Русской Православной Церкви, причем изучено на уровне первоисточников, которыми в данном случае могут являться документы государственных и церковных архивов. Однако их неразработанность и неизученность бросалась в глаза при первом же приближении к изучению темы, касающейся Российских мучеников. Поэтому мы использовали иной метод исследования – сплошной просмотр и изучение, сначала описей фондов, если это касалось государственных архивов, затем самих фондов, затем конкретных архивных дел, не смущаясь тем, насколько это имеет близкое отношение к конкретному мученику. Причем одновременно производилась и оценка исторической значимости изучаемых материалов. Все материалы относились к эпохе, в которой жили мученики, и без такого изучения было бы трудно понять их самих. Только таким образом и можно было получить более точное представление об эпохе, в которой они жили, и не подменить его смоделированным представлением о ней. Сплошное изучение судебно-следственных дел за весь период репрессий дало более полное представление об исторической эпохе и о самом пострадавшем, материалы о котором могли в дальнейшем использоваться с целью его канонизации. Применение данного метода до некоторой степени позволило минимизировать ошибки, которые неизбежно возникают при огромности поставленной задачи и новизне научной проблематики, а также при недостаточной осмысленности наукой исторического содержания эпохи с только ей присущими нюансами.
В настоящее время не представляет больших затруднений, ориентируясь на имеющиеся критерии канонизации святых, изучая биографии святых, применяя научные методы исследования, использование которых позволяет отделить факты от вымысла, отделить действительных святых от почитаемых усопших или, как их называли в XIX в., ненастоящих святых.
Мы не тешим себя надеждой на то, что это будет сделано, для этого нужно всецело любить Истину, любить Церковь, вообще церковное, признавая его не за пропитавшуюся нафталином старину, а за ценное и дорогое, не вполне модное, но очень надежное, что, хотя бы как укор, напоминает нам о былых временах бытия в действительности великих святых. Для этого нужно придавать большее значение духовному подвигу, спасению своей души, придавать меньшее значение внешнему. Но всего этого мы почти не наблюдаем в настоящее время. При всем том некоторые вещи все же должны быть описаны и сформулированы. Они, как определенная пограничная черта, отделяющая аксиологию от нечто нового. Представленное исследование – в каком-то смысле маяк среди все более сгущающегося агиографического тумана, дающий возможность христианину уцелеть и не разбиться о рифы среди окружающей мглы.
Архимандрит Дамаскин (Орловский)
Слава и трагедия русской агиографии. Причисление к лику святых в Русской Православной Церкви: история и современность
Слава и трагедия русской агиографии. Причисление к лику святых в Русской Православной Церкви: история и современность