.jpg)
Исторически Россия с самого начала своего образования была тесно связана с Православной Церковью, и эта связь сохранялась на протяжении всего ее существования. Глубина этой связи прослеживается в том, что даже светские, бытовые суждения древнерусского человека являлись в значительной степени следствием его религиозного миросозерцания. На его основе утверждались обычаи («бытовое право», принимающее впоследствии юридические формы), формировались социальные основы общества. Церковь как организация берущая начало в духовном мире, но имеющая свое бытие в окружающей ее действительности, и в то же время – далеко выходящие за пределы этой действительности задачи, причем только ей, Церкви, присущие, не могла не оказывать влияние через души людей на социальный организм государства. При всех испытаниях – междоусобицах и нашествиях иноплеменников, – когда Русь утрачивала контроль над значительными территориями, на которых жили русские люди, – единственным институтом, продолжавшим существовать среди этих исторических перипетий, оставалась Православная Церковь. На территории древней Руси (и впоследствии России) практически не было мучеников вследствие развития Русского государства в лоне непротиворечивого цивилизационного русла, когда цивилизационная модель государства и, соответственно, власти не входила в конфликт с институтом, выражавшим сущностное содержание самой модели, – Православной Церковью.
Существо Церкви выраженное, в частности, в исполнении человеком на практике Христовых заповедей наиболее полно и предметно отражается в жизни святых, то есть тех, кто исполнял их на деле и показал, что это – не мечтательная идея, не миф, а конкретная и вполне осязаемая действительность. Потому-то так и дороги святые для нашей страны, что дают живущему в ней народу возможность утвердиться на чем-то прочном. Всего в России с 1072 года, когда состоялись первые канонизации, по 1917 год было канонизовано 388 подвижников благочестия, почитаемых общецерковно и местно, то есть только в отдельных областях. Подвизавшиеся в различных регионах святые объединяли нарождающееся и развивающееся государство и его народ в одно целое единством религиозных и жизненных идеалов, причем эта внутренняя целостность, а следовательно и возможность воссоединения сохранялись даже в тех случаях, когда часть территории отпадала от Русского государства вместе с жившим на ней населением.
Эпохой столкновения Церкви с государственным аппаратом можно назвать XVIII век, время огрубления нравов и торжества варварства, когда начался процесс вытеснения христианской нравственности из жизни и обычаев властных структур. Это повлекло изменение отношения государства и верхних слоев общества к народу и Церкви, которая в этот период была ограничена в выполнении своих духовных задач. Так начался раскол в обществе. Церковь, ограниченная в своей деятельности, не смогла ему противодействовать, и он достиг своего апогея к 1917 году. Раскол в обществе и привел к надлому цивилизационной модели, закономерным следствием чего стали гонения на Русскую Православную Церковь. По окончании гонений, после того, как Русская Церковь приступила к подведению итогов прошедшей эпохи, она причислила к лику святых более 1500 мучеников. Подведенные в исторически сжатые сроки итоги достаточны для теоретического осмысления проблемы и извлечения некоторых практических выводов.
Для всякого общества, намеревающегося жить полноценно, весьма важной является выработка точного, адекватного, чуждого политических спекуляций, представления о событиях прошлого. Делая те или иные шаги в настоящем, оно должно опираться на действительный опыт прошлого, причем, как относительно близкого, так и отдаленного по времени. Общество может встать на твердую почву и выработать прочную основу для своего существования только в том случае, если события прошлого будут не только объективно изучены, но и когда результатом этого изучения станут выводы, недвусмысленно указывающие на магистральное направление развития конкретной страны, отвечающее основным, глубинным потребностям живущего в ней народа. При этом должны быть четко обозначены и квалифицированы те отступления от этого направления, которые сопровождали историческое развитие общества и государства. Наша отечественная история как наука далека в этом смысле от идеала. Виной тому были как объективные, так и субъективные причины. Одной из таких причин стало то, что даже на протяжении последнего столетия многократно менялась концепция отечественной истории, причем направление развития исторической мысли насильственно задавалось властью, не особенно считавшейся с тем, совпадает ли оно с коренными задачами, стоявшими перед обществом. Однако государство, если оно планируется быть прочным, зрячим и долговечным, должно использовать объективные достижения науки, а не толкать науку на путь исторического субъективизма, когда вместо того, чтобы служить интересам государства и общества, историческая «наука» начинает следовать за политической конъюнктурой, вводить общество в заблуждение и подталкивать власть к ложным политическим решениям. Историческая наука в этом случае начинает отступать от основного своего принципа, делающего её наукой – принципа объективности, предполагающей максимально честный анализ с использованием широкого круга первоисточников, независимо от идеологических и субъективных наслоений, содержащихся как в самих источниках, так и в оценочных суждениях историков.
Научная объективность в большей степени сохранена у европейских историков, действующих в естественной для них исторической среде, не подвергавшейся фатальным влияниям чуждых идей, выходящих за круг исторических интересов их цивилизации и общественной пользы. К сожалению, для российского историка, кроме навыка работать с документами и умения их анализировать, необходимым оказалось такое «необъективное» личностное качество, как сугубая любовь к истине, вынуждающая историка вступать в противоречие с требованиями политического заказа, противостоять мнениям некоторых слоев общества, сформировавшихся под воздействием чуждых культур. По мнению выдающегося историка В.В. Болотова, для нашего отечественного историка «величайшая любовь к истине должна составлять необходимое качество». «...Подобное служение истине должно быть поставлено как особое требование, – писал он, – потому, что ложь в истории и наиболее преступна, и наиболее вредна. Она преступна, ибо, несомненно, сознательна и не может быть ошибкой, как в гнозисе. Она вредна, ибо непоправима, в противоположность, например, математике и другим дедуктивным наукам, где каждый может исправить допущенную ошибку простой проверкой. История идет синтетическим путем <...> она должна покоиться на свидетельствах очевидцев, ибо говорит о предметах существовавших. Поэтому историк-свидетель, не говорящий истины, приносит вред непоправимый, если только он единственный свидетель известного события». Мог ли историк в дореволюционное время объективно осветить, к примеру, церковно-государственные отношения, когда Церкви была отведена несоответствующая ее духовным задачам и канонам роль министерства при правительстве? Мог ли историк в советское время свободно писать, руководствуясь исключительно любовью к истине и игнорируя догмы марксизма?
В нашей ситуации, при отсутствии общепризнанной исторической концепции, более того, при наличии взаимоисключающих взглядов на отечественную историю, приобретает неоценимое значение взвешенное суждение выдающихся ученых-профессионалов, наиболее приблизившихся к объективному описанию исторического процесса, к которым посему следует относиться с особенной бережностью, как к людям, научные открытия которых являются формообразующими для исторической науки, давая возможность организовываться и укрепляться и общественному бытию. Тем не менее, поскольку такие служители истины в лице профессиональных историков явление отнюдь не массовое, приходится искать и другие ориентиры, которые помогли бы видеть прошлое объективно. К ним мы можем отнести святых – людей с очищенным сердцем, уже поэтому могущих видеть современный им исторический процесс беспристрастно. Некоторые из них не только имели совершенно точное представление об эпохе, в которую жили, но и сами оказали на нее значительное влияние, причем, не только на современную им, но и на последующие столетия. Об одном из таких подвижников, преподобном Сергии Радонежском, историк В.О. Ключевский писал: «Есть имена, которые носили исторические люди, жившие в известное время, делавшие исторически-известное жизненное дело, но имена, которые уже утратили хронологическое значение, выступили из границ времени, когда жили их носители. Это потому, что дело, сделанное таким человеком, по своему значению так далеко выходило за пределы своего века, своим благотворным действием так глубоко захватило жизнь дальнейших поколений, что с лица, его делавшего, в сознании этих поколений постепенно спадало все временное и местное, и оно из исторического деятеля превратилось в народную идею, а самое дело его из исторического факта стало практической заповедью, заветом, тем, что мы привыкли называть идеалом».
Необходимость помощи святых в объединении народа в какой-то мере ощущалась уже в середине XIX столетия, когда содержательная, сущностная основа Российского государства, в том числе и в жизни церковного общества, все более стала подменяться внешней формой. Архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов; 1800-1857) освятил в то время в часовне в городе Одессе первый в России престол во имя Всех святых Российских, где по замечанию архиепископа, «по самой юности нашего бытия гражданского, нет, как в других градах, древних святынь церковных».
В настоящее время науке не приходится доказывать сугубую значимость религии. В иных случаях государство придерживается религиозных принципов, становящихся основой правовой и социальной его жизнедеятельности, в иных – стремится к их упразднению как в государственной, так и в частной жизни, как это было в советской России и происходит сейчас в Европе. Понятие религии всегда входило частью в понятия Родины и государства. Глубокий и тонкий мыслитель, священномученик Вениамин (Воскресенский; 1871-1931), епископ Романовский, переживший революцию, Гражданскую войну и религиозные преследования 1920-х годов, размышляя над трагическими судьбами Родины, писал, что само «понятие Родины – понятие сложное. В состав его входят термины: географический, национальный, политический, социальный, бытовой, религиозный».
Гениальный ученый, доказавший с помощью использовавшихся им методов точных наук объективность цивилизационного подхода, Н.Я. Данилевский выделял четыре основные сферы жизни народа: религиозную, культурную, политическую и общественно-экономическую, среди которых религиозной сфере отдавал, по меньшей мере, равноценную роль по отношению ко всем остальным. «1. Деятельность религиозная, – писал он, – объемлющая собой отношения человека к Богу, – понятие человека о судьбах своих как нравственного неделимого в отношении к общим судьбам человечества и Вселенной, то есть, выражаясь более общими терминами, народное мировоззрение не как теоретическое, более или менее гадательное знание, во всяком случае доступное только немногим, – а как твердая вера, составляющая живую основу всей нравственной деятельности человека. 2. Деятельность культурная, в тесном значении этого слова, объемлющая отношения человека к внешнему миру: во-первых, теоретическое – научное; во-вторых, эстетическое – художественное (причем, конечно, к внешнему миру причисляется и сам человек как предмет исследования, мышления и художественного воспроизведения) и, в-третьих, техническое – промышленное, то есть добывание и обработка предметов внешнего мира, применительно к нуждам человека и сообразно с пониманием как этих нужд, так и внешнего мира достигнутым путем теоретическим. 3. Деятельность политическая, объемлющая собой отношения людей между собой как членов одного народного целого, и отношения этого целого как единицы высшего порядка к другим народам. Наконец – 4. Деятельность общественно-экономическая, объемлющая собою отношения людей между собой не непосредственно как нравственных и политических личностей, а посредственно – применительно к условиям пользования предметами внешнего мира, следовательно, и добывания, и обработки их».
Эта научно выверенная позиция предполагает необходимость внимательного отношения к религиозным процессам в жизни общества, как способным радикально повлиять на все остальные. Ввиду того, что православие тесно связано с историей России на протяжении почти тысячелетнего периода и в значительной мере стало фундаментом отечественной культуры и менталитета (явно или подспудно), связанные с ним процессы могут рассматриваться на предмет устойчивости российской цивилизации в принципе.
Для нас важно определиться, что представляют собой наши новые мученики, какими открытиями они могут оказаться ценны, чему могут научить, что скрывается за их неизмеримо богатым духовным опытом, и какую практическую пользу современное общество может из него извлечь. Прежде всего следует сказать, что многие из пострадавших за Христа мучеников, с позиции рассмотрения их личных способностей, помноженных на их широкую образованность, были далеко не рядовыми людьми. Существенно важным для нас является то, что они обладали устойчивыми жизненными приоритетами и не меняли их при исторической встряске; сами их жизненные критерии были для них важнее тех или иных выгод и спекулятивных оценок момента, были ближе к эталону вечности, поэтому они были способны дать объективную оценки событиям. Со своих, в иных случаях более взвешенных позиций, чем у потомков, вышедших из мглы советской эпохи, когда сама история долгое время была орудием политических манипуляций, взгляд мучеников на историю выгодно отличается трезвостью суждений. Святые блистают, как бриллианты, в оправе истории, освещая многие ее нюансы.
Из жития священномученика Владимира (Богоявленского; 1848-1918), митрополита Киевского, мы узнаем, что уже в конце 1880-х годов существовала точка зрения, что и Россию, и Церковь в ближайшие десятилетия постигнут тяжелые испытания, что виделось не только отдельными людьми, но устойчиво проявлялось и в окружавшей их действительности. Но если эти процессы виделись с достаточной отчетливостью в конце XIX столетия, то значит, к этому времени уже сложился механизм экономических, социальных и духовных явлений, которые с неизбежностью вели к катастрофе. В житии священномученика Владимира (Богоявленского) воспроизводятся особенности Южной России, с одной стороны, требовавшей большей церковной самостоятельности, а с другой – доходящей в этих требованиях до той крайности, которая неминуемо должна была привести к распаду единого государства и расколу в Церкви.
В житии священномученика Амвросия (Гудко; 1867-1918), юго-западного уроженца, мы ощущаем весь аромат Южной России, с ее особенным наречием и крестьянским бытом. И в то же время в житии подробно описывается разгул страстей, когда одни, пользуясь стихийным бедствием, отбирали имущество, иной раз последнее, у других. А представители власти, которые в сознании многих сейчас мыслятся как православные, в действительности к началу ХХ века оказывались совершенно не знающими Бога и даже враждебными религии. Россия конца XIX– начала XX столетия, включая Украину и Беларусь, как следует из житий мучеников, бывших органической частью тогдашней действительности, являлась уже не тем раем, каким ее представляют современные фантазеры-романтики, а страной имевшей фундаментальные проблемы, нерешенность которых неудержимо влекла страну к катастрофе. Другое дело, что ужасы окружающей исповедников действительности не мешали им оставаться людьми, показав небесную красоту христианской личности, на что так скудна современная эпоха, извлекшая из трагичного, но духовно богатого прошлого так мало уроков. Из житий новомучеников мы видим, что проблема западных национальных окраин стояла тогда так же остро, как и сейчас. Невежество, и в частности невежество религиозное, ставшее причиной возникновения множества сект, как было в начале XX века (как это ясно из жития священноисповедника Сильвестра (Ольшевского; 1860-1920), архиепископа Омского), так и осталось в веке XXI-м.
Анализируя житие священноисповедника Романа Медведя (1874-1937), можно сделать вполне определенные выводы:
что в «христианские одежды» – слова и внешнюю организацию жизни – готовы рядится люди, стремящиеся ко вполне земным целям;
что не сопровождающееся религиозным просвещением и духовным окормлением Церкви построение такой христианской общины приводит не только к христианской, а и к человеческой деградации участников;
что главное в нашей жизни – это воспитание в человеке христианина, а не экономические отношения;
что очень большое значение для людей имеет духовно-нравственное состояние их руководителя;
что доброе пастырство есть ключ к разрешению многих проблем христианского общества – это первостепенный вопрос Церкви, и всего нашего государства.
Просвещенные суждения мучеников следовало бы взять себе в помощь современному обществу, избыточествующему словами, но бедному духом. Многие из современных проблем, не решенные в прошлом, имеют достаточные описания и точные характеристики и даже, в некоторых случаях, предложения к их решению, нашедшие свое отражение в духовном наследии новомучеников.
В личности таких людей, как священномученик Онуфрий (Гагалюк; 1889-1938) архиепископ Курский мы встречаемся с героями духа, которые созидают и свою христианскую душу и окружающую действительность в самую неблагоприятную для созидания пору – массовых репрессий и беззакония, когда само понятие права превратилось в некую условность, туман, исчезающий от мертвящего дуновения так называемой политической целесообразности. Причем в чем состоит эта целесообразность, кроме личной выгоды группы людей, вряд ли кто смог бы объяснить вразумительно. Через жития мучеников читатель может детально рассмотреть личность священномученика Фаддея (Успенского; 1870-1937), архиепископа Тверского, как нечто действительно ценное и устойчивое, несшего груз церковной административной деятельности и в Житомире, и в Астрахани, и во Владикавказе, и в Центральной России. Но для всех – и западных, и южных, и северных русских людей – он оставался прежде всего безупречной христианской личностью. Его христианская жизнь и придавала цену его суждениям. Мы уже не говорим о священноисповеднике Луке (Войно-Ясенецком; 1877-1961), архиепископе Симферопольском и Крымском, чья личность по своей исключительности выходит за обычные пределы церковной и светской области. Но, несмотря на все его величие, и у него современному человеку много чему можно учиться, воспользовавшись его видением окружающей действительности, как пользуется слепой услугами зрячего проводника. Ослепший к концу жизни, архиепископ Лука видел многое куда ясней и точней, чем современный человек – зрячий физически, но слепой духовно.
Член Поместного Собора 1917-1918 годов Российской Православной Церкви, знаток истории Древнего Востока, академик Б.А. Тураев выступил на Соборе с инициативой – восстановить в Русской Церкви праздник Всех святых, в земле Российской просиявших, и написал им службу. В Синодальный период истории Русской Церкви и связанный с ним Имперский период истории России (при отсутствии на территории России империи) был бездарно промотан опыт святых – бесценное сокровище и опора духовной жизни народа. Б.А. Тураев хорошо понимал, что грех пренебрежения к святым и как его следствие – непонимание и игнорирование христианского подвига стали одной из причин, приведших Россию сначала к церковной, а затем и гражданской разрухе. Он писал, обращаясь к членам Собора: «В наше скорбное время, когда единая Русь стала разорвана, когда нашим грешным поколением попраны плоды подвигов святых, трудившихся и в пещерах Киева, и в Москве, и в Фиваиде Севера, и в Западной России над созданием единой Православной Русской Церкви, представлялось бы благовременным восстановить этот забытый праздник, да напоминает он нам и нашим отторженным братьям из рода в род о единой Православной Русской Церкви и да будет он малой данью нашего грешного поколения и малым искуплением нашего греха».
Период подвига преподобных вместе с канувшими в лету столетиями миновал безвозвратно, но Россия, с неразделенным еще тогда государством и единой Церковью, в ХХ веке явила миру множество мучеников, исповедавших верность Христу и Церкви, и тем самым оставивших нам надежду на единство, но уже на крови и страданиях мучеников.