Введение
О различии между прославлением святого в Церкви и прославлением соотечественниками своих героев и выдающихся деятелей в области земной культуры уже не раз говорилась в докладах членов Синодальной комиссии по канонизации святых (смотри доклад игумена Дамаскина (Орловского) за 2009 год и доклад протоиерея Максима Максимова за 2010 год). Но поскольку в адрес Комиссии продолжают поступать просьбы рассмотреть возможность прославления в лике святых таких великих деятелей Русского государства, как Александр Васильевич Суворов, Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский, Иван Сусанин, Михаил Васильевич Ломоносов, Александр Сергеевич Пушкин, Николай Иванович Пирогов и др., то мы решили еще раз остановиться на этом вопросе.
Принципиальное отличие святых от героев земного Отечества в следующем. Во святых Церковь прославляет Бога, действие Духа Святого в человеке. «Их самоуничижение, самоумаление, славоненавидение, презрение ко всему земному – от славы человеческой до пристрастия к земным удобствам и богатствам»[1].
В героях земного Отечества мы прославляем выдающиеся таланты человека, послужившие «не Богу, а людям, не духовной стороне, а материальной... Мы прославляем великих художников, ученых и инженеров, писателей, философов, историков, политических деятелей и военачальников за их выдающиеся таланты, действующие в земной области, развивающие эту земную область бытия, но и погибающие вместе с ней»[2].
Для того, чтобы это отличие было более наглядно, более очевидно, давайте рассмотрим несколько конкретных примеров.
1. Государственные деятели
Среди государственных мужей можно сравнить двух великих князей Русского государства: Александра Невского и Ивана III.
Александр Невский был не только бесстрашным воином и полководцем, но и гениальным политиком, который сообщил направление целому периоду русской истории и который остается недостижимым идеалом русского государственного деятеля вплоть до наших дней.
Господь поставил его на земное служение (1220–1263) в один из самых трагических периодов нашей истории, когда Русь была разорена и покорена татарскими ордами, и одновременно с этим Европа устраивала очередной «Drang nach Osten». В таких крайне тяжелых внешних обстоятельствах прошло княжение Александра Невского. Надо сказать, что он смог не только отразить военную угрозу Запада, но и не допустить его политической, культурной и религиозной экспансии. Одновременно с этим, признавая власть ордынского хана, ведя с ней напряженные дипломатические переговоры, ему удалось выстроить с этой властью приемлемые отношения и заложить основы той созидательной политики, которая впоследствии привела к объединению Руси и освобождению от татарского ига. Добиться таких результатов вопреки всему, действительно мог лишь политический гений.
Что касается политики в отношении Запада, мы видим решительный военный отпор крестовому походу на Восток, причем, не только в Невской битве и в Ледовом побоище, но и в ряде других менее известных случаев. Конечно, эти столкновения, по своему масштабу не могут идти ни в какое сравнение с битвами против монголо-татар, но это тот самый случай, когда нельзя давать укусить палец, если не хочешь остаться без руки. Ведь тогда в походах на Русь приняла участие лишь малая часть европейского общества, но если бы и эти попытки не были остановлены, и если бы Европа сама не испугалась татарских орд, которые только прошли вдоль ее границ, Запад мог бы выставить куда более значительные силы.
Тем более, что Запад не ограничился военными предприятиями, а действовал так же и на дипломатическом поприще. Так, ища союзников против монголо-татар на Западе, Даниил Галицкий в 1245 году вступил в переговоры с папой Иннокентием IV. Папская курия воспользовалась создавшимся положением и увязала вопрос военной помощи с принятием унии. Эти переговоры сначала привели к взаимному обмену посольствами, а потом и к принятию князем Даниилом короны от папы. В то же время и тем же папой были предприняты попытки вступить в подобные переговоры с другим могущественным русским князем – Александром Невским, только результат был совершенно иной. Как сообщает житие (кстати, написанное современником, который знал князя Александра не понаслышке), «некогда пришли к нему послы от папы, из великого Рима, говоря: “Папа наш так сказал: “Слышал я, что ты князь достойный и славный и что земля твоя велика. Того ради прислал я к тебе от двенадцати кардиналов двух умнейших – Галда и Гемонта, чтобы ты послушал учение их о законе Божьем”. Князь Александр, кратко перечислив события Священного Писания и церковной истории, заключил: “...обо всем этом хорошо знаем, а от вас учения не приемлем”. Они же возвратились восвояси». Так Александр Невский отказался от переговоров с Римом по поводу совместных действий против татар.
И совершенно другую политическую линию князя Александра мы можем наблюдать в отношениях с Ордой. Он мог бы конечно вывести против татар новгородское ополчение, свою дружину и дружины своего отца и братьев, и сделать то, что сделали многие русские князья – умереть в бою за свою землю; для православного человека любящего Родину, такой выбор был бы вполне естественным и даже желанным. Но он этого не делает, хорошо понимая, что пока победить татар невозможно, а просто погибнуть в битве может быть и правильно для военачальника, но не правильно для государственного деятеля, который должен думать о будущем страны. Поэтому он всеми силами пытается сохранить остатки русской государственности. Пытается спасти то, что еще не разорено татарами – Новгород и северные земли, сам с дружиной следит за переписью в «число», – пусть Новгород будет платить, но останется цел. Непобедимый полководец пять раз ездит на поклон в Орду, выстраивая дипломатические отношения с ханами, а в последний раз добивается огромной уступки со стороны Орды, – освобождения русских мужчин от обязанности служить в татарском войске.
Александр Невский счел возможным согласиться на татарскую дань, на другие тяжелые условия Орды и даже помогать ей в каких-то политических интригах, т. к. это было только внешнее, экономическое рабство, которое не требовало уступок в вере. А с другой стороны любой союз с католиками неизбежно приводил бы к отступлению от веры и, в конечном счете, к подчинению католичеству и Европе.
Князь Александр был и политическим гением и в то же время святым, поскольку осознавал границы власти врученной ему Богом. Ясно видя цель, он мог действовать вполне в монархическом духе, не останавливаться ни перед какими казнями и репрессиями в отношении своих подданных, если это требовалось для достижения поставленных задач, пусть даже пока не вполне понятных для большинства народа. Впоследствии, когда перестали действовать отряды баскаков, и сбор дани перешел в руки князей, наконец, удалось добиться мирной передышки, скопить силы, вырастить поколение, не испытавшее ужаса татарских разорений, и выйти для битвы на поле Куликово. Это и был итог той политической линии, которую начал проводить Александр Невский. Тогда уже стало ясно всем, что эта политика временного подчинения Орде, выплаты дани и постоянных подношений ханам, политика дипломатического маневрирования – оказалась единственно возможной в создавшихся условиях. Именно она привела русский народ к победе над татарами. Но закладывать основы этой политики Александру Невскому приходилось в то время, когда такой ясности и веры в успешность выбранного курса не было ни у кого.
Александру Невскому приходилось действовать в экстремальных обстоятельствах, когда Россия, как государственная структура, едва существовала, и за нее боролись два огромных государства. Одно – это татарская Орда, кочевая языческая вольница, а другое – уже сформированное западное государство. Остается только поразиться его стойкой вере, тому, что он не опустил руки при самом отчаянном положении, когда его собратья-князья, тот же Даниил Галицкий, видя эту апокалипсическую Орду, бросались в объятия папе Римскому. И Александр Невский оказался прав, потому что у Западной Европы была долгая история, прочные основы государственности и культуры, а, кроме того, выдающиеся способности навязывать свою цивилизацию другим, а у татарской Орды была короткая история, отсутствовала самобытная цивилизация, а, следовательно, не было и возможности чего-то навязать, поэтому ее можно было пережить.
Иван III (1440–1505) – гениальный государственный деятель другой эпохи. В его княжение практически завершилось собирание русских земель вокруг Москвы. В начале правления Ивана III Московское княжество было окружено землями других русских княжеств; умирая, он передал своему сыну Василию страну, объединившую большую часть этих княжеств и земель. В начале своего княжения Иван был одним из многих удельных князей, к концу он превратился в единого государя целой народности.
В результате стояния на реке Угре в 1480 году Российское государство стало независимым от татар. Наконец закончилось ордынское иго, продолжавшееся 240 лет, причем Ивану III удалось поставить точку в этой долгой и кровавой истории практически без материальных и людских потерь.
Все это привело к небывалому усилению власти московского князя и повышению ее международного престижа. С падением ордынского ига Иван III принял титул «самодержца», а иногда во внешнеполитических документах именовал себя «царем всея Руси».
В правление Ивана Васильевича был принят Судебник 1497 года и проведен ряд реформ, заложивших основы поместной системы землевладения и организации службы. В это же время начала складываться центральная система управления в виде приказов, была унифицирована система местного управления и самоуправления.
Время Ивана III – это время культурного подъёма Руси, проявившегося в архитектуре (были перестроены фортификационные сооружения Московского Кремля, построены Успенский, Благовещенский соборы, Грановитая палата и многое другое), время расцвета летописания, время осмысления своей исторической миссии, время новых идей.
В тот период, когда Византийская империя доживала свои последние дни, Русь наоборот выходила из мрака удельного времени и объединялась под властью московских князей в большое единое государство. Столь стремительное падение одного православного царства и возвышение другого, естественно, было осмысленно москвичами, прежде всего, в религиозных категориях, как действие Промысла Божия. Москва стала осознавать себя единственной хранительницей истины Православия, а московские государи – преемниками византийских императоров. Брак великого князя московского Ивана III с племянницей последнего византийского императора Софьей (Зоей) Палеолог, который был заключен в 1472 году, только скрепил эту идею реальной династической связью, а также принес в Россию и ее внешние атрибуты.
В целом можно сказать, что 43-летнее правление Ивана III Васильевича было чрезвычайно успешным, а распространённое в науке и публицистике прозвище князя – «Великий» – как нельзя лучше характеризует масштаб деяний этого незаурядного политика.
Но все эти достижения, так обильно сконцентрированные в нескольких десятилетиях, не дают ни малейшего основания говорить о его святости. Они все земные, основаны на опыте предков, на традиции и преемственности, никакого религиозного подвига главы государства здесь нет.
2. Военачальники
Здесь для сравнения давайте обратимся к XVIII веку русской истории, который дал нам двух величайших полководцев, не знавших поражений. Эта блестящая пара – величайший русский полководец генералиссимус Александр Васильевич Суворов и его современник великий флотоводец адмирал Федор Ушаков, прославленный Церковью в 2001 году.
О Суворове можно говорить много и все слова будут в превосходной степени. Одержав множество побед над сильными противниками, Суворов снискал славу непобедимого полководца и обогатил военную практику блестящими примерами успешных действий в самых трудных условиях.
Он был одним из самых образованных военных своего времени, хорошо знал математику, философию, историю, владел восемью иностранными языками, в совершенстве знал фортификацию, постоянно изучал состояние современных иностранных армий, внимательно следил за ходом военных и политических событий в Западной Европе. Его военный опыт широко представлен в огромном литературном наследии. Оно свидетельствует о его выдающихся теоретических способностях стратега и тактика, создавшего оригинальную систему ведения войны, обучения и воспитания войск.
Он всеми мерами развивал инициативу своих подчиненных. Не только офицерам, но и унтер-офицерам и солдатам сообщалось о плане предстоящих действий, так как «каждый воин должен понимать свой маневр». Великий полководец не только поддерживал в своей армии строгую военную дисциплину, но всегда стремился воспитать в своих подчиненных чувство товарищества, требовал от них разумной инициативы, грамотности, сообразительности, не терпел «немогузнайства». Суворов постоянно старался поддержать боевой дух своих войск, воодушевлял солдат в трудных походах. Проявлял гуманное отношение к мирному населению и пленным («не меньше оружия поражать противника человеколюбием»), сурово преследовал мародерство. Выступал против бессмысленной муштры солдат и жестокого обращения с ними, проявлял неустанную заботу о здоровье и физической закалке солдат, санитарном состоянии казарм и лагерей, хорошем питании, обеспечении удобным и теплым обмундированием и обувью.
Но все эти бесспорные военные заслуги великого полководца не могут служить основанием для его прославления. Если же говорить о личной религиозности А.В. Суворова, то она никак не может являться примером выдающегося церковного благочестия, а хорошо известное своеобразие его поведения нельзя рассматривать как юродство во Христе. Для прославления в лике святых «недостаточно быть всего лишь добропорядочным, христиански настроенным человеком и просить, чтобы Господь помог одержать победу над врагом, – чтобы это исполнилось, ибо в этом случае мы призываем Бога Небесного и Вечного служить земному и временному. Нужно, чтобы человек избрал это Небесное центром своей жизни. Из многих выдающихся военачальников только один был таким, кто выбрал главным в жизни – путь в Царство Небесное и личное спасение – это прославленный Церковью праведный Феодор Ушаков, адмирал, искавший спасения, благочестия, вечности, шедший к ним путем исполнения заповедей Христовых. Все остальное в виде блистательных и чудесных побед явилось всего лишь приложением к этому главному. Столь ценна в глазах Божиих душа человеческая, что этой благочестивой душе Господь не только даровал победы, но также и благопоспешение всем его подчиненным, и как даровал ради апостола Павла жизнь всем его спутникам, так и ни один из подчиненных праведного Феодора не был пленен. Святой праведный Феодор Ушаков – это и образец, и исключение, кто стяжал победы на поприще воинском не своим талантом, а силой креста, распинающего плотские и душевные страсти»[3].
3. Воины, павшие в бою
Отдельно стоит сказать о воинах, павших в бою. В древности Православная Церковь никогда не причисляла к лику святых тех, кто был убит на войне. Когда в Х веке император Никифор Фока, желая поднять боевой дух армии, потребовал от Константинопольского Патриарха канонизации погибших воинов, Церковь ему отказала.
Наследовала эту традицию и Русская Православная Церковь. Защищая свое Отечество, за 10 веков в русской армии погибло несколько миллионов солдат и командиров, многие из них пали «за други своя», они остались в благодарной памяти потомков, им поставили памятники, назвали в их честь улицы городов, многие герои, которые после войн оставались в живых, были на особом положении, их почитали и чествовали, но никому не приходило в голову ставить вопрос об их канонизации. Земной подвиг имеет земное воздаяние, а канонизация – это не награда за земной подвиг, это свидетельство Церкви о другом подвиге – подвиге веры.
Вопрос о канонизации не ставится даже если все обстоятельства смерти воина «за други своя» хорошо известны, как в хрестоматийных примерах Александра Матросова, Николая Гастелло, генерала Михаила Григорьевича Ефремова и других героев Великой Отечественной войны, или, например, в случаях более близких нам по времени, как это было в подвиге майора Сергея Солнечникова, накрывшего телом гранату и спасшего своих солдат от гибели.
Да, в древности были прославлены воины, претерпевшие за Христа пытки и смерть – святые великомученики Георгий Победоносец, Димитрий Солунский, Федор Тирон и другие. Но здесь прославлены не их воинские доблести, а смерть за Христа. Причем обстоятельства их мученической кончины были документально засвидетельствованы современниками.
В наши дни конечно возможно повторение этого подвига, но свидетельство о нем должно быть бесспорным для Церкви. Очень печально, что есть случаи, когда невозможно восстановить все обстоятельства гибели солдата, а церковные и нецерковные люди вдруг начинают говорить о канонизации при отсутствии каких-либо фактов.
Самый известный пример – почитание Евгения Родионова, солдата погибшего в 1996 году в Чечне. Хотя никаких сведений о том, что он вел церковную жизнь до призыва, нет, нет и фактов, подтверждающих его мученическую смерть за Христа, тем не менее, до сих пор не утихает кампания за его канонизацию, развернутая СМИ и некоторыми почитателями. Единственный косвенный свидетель – его мать, Любовь Васильевна Родионова, подтвердила, что ее разговор с полевым командиром Русланом Хайхороевым, убившим ее сына, длился не более семи минут, и боевик ничего не сказал ей о конкретных обстоятельствах гибели Евгения. Все диалоги, которые потом появились в СМИ, взяты из рассказов других солдат, побывавших в плену, и их никак нельзя рассматривать как факт биографии Евгения Родионова. Никаких других свидетелей обстоятельств его гибели нет. Все подробности, о которых говорится в печати, являются фантазиями на тему – «а что там могло произойти?» Очевидно, что в такой ситуации, при отсутствии свидетелей событий, отсутствии реальных, доказанных фактов, ни о какой канонизации речи быть не может.
4. Врачи
Среди врачей обычно сравнивают двух выдающихся хирургов XIX и XX веков – Николая Ивановича Пирогова и святителя Луку (Войно-Ясенецкого), архиепископа Крымского. Действительно, у них очень много общего.
Н.И. Пирогов по праву считается основоположником военно-полевой хирургии. Он блестяще защитил докторскую диссертацию и уже в возрасте двадцати шести лет был избран профессором Дерптского университета. После тщательного исследования Пирогов подготовил к изданию анатомический атлас и предложил ряд новых приемов оперативной хирургии.
В 1847 году Пирогов уехал в действующую армию на Кавказ, где в полевых условиях проверял разработанные им методы. Здесь он впервые применил перевязку бинтами, пропитанными крахмалом, здесь впервые в истории медицины начал оперировать раненых с эфирным обезболиванием в полевых условиях. Всего великий хирург провёл около 10 тысяч операций под эфирным наркозом.
В 1855 году Пирогов был главным хирургом осажденного Севастополя. Оперируя раненых, Пирогов впервые в истории мировой медицины применил гипсовую повязку, избавив многих солдат и офицеров от ампутации. В Севастополе он внедрил новый метод ухода за ранеными. Раненые подлежали тщательному отбору уже на первом перевязочном пункте; в зависимости от тяжести ранений одни из них подлежали немедленной операции в полевых условиях, тогда как другие, с более легкими ранениями, эвакуировались вглубь страны для лечения в стационарных военных госпиталях. Пирогов немало потрудился в Болгарии в 1877 году во время русско-турецкой войны.
Святитель Лука тоже был великим хирургом.
После окончания медицинского факультета Киевского университета он решил стать земским врачом, чтобы служить простым бедным людям. Во время русско-японской войны работал хирургом в составе медицинского отряда Красного Креста в военном госпитале в Чите. Затем 13 лет он работал земским врачом в больницах Симбирской, Курской, Саратовской и Владимирской губерний, не имея воскресных и праздничных дней, а также проходил практику в московских клиниках. За это время он сделал множество операций, привнеся много нового в хирургическую практику.
В 1916 году он защитил докторскую диссертацию по теме «Регионарная анестезия» и получил степень доктора медицины. В марте 1917 года он стал главным врачом городской больницы Ташкента. Хирургическое искусство, а с ним и известность профессора Войно-Ясенецкого все возрастали. В многообразных сложных операциях он изыскивал и первым применял методы, получившие затем повсеместное признание. Его ученики рассказывали чудеса о его изумительной хирургической технике. На его амбулаторные приемы больные шли непрерывным потоком.
В 1921 году Валентин Феликсович был рукоположен во священника, в 1923 году он был пострижен в монашество, а 31 мая 1923 года, иеромонах Лука был рукоположен во епископа. В этом же году он был арестован, начались многолетние ссылки.
Будучи в ссылке, он не оставлял врачебной практики, совмещая пастырскую и медицинскую деятельность. В 1934 году вышла в свет его монография «Очерки гнойной хирургии», ставшая настольной книгой нескольких поколений хирургов и принесшая ему мировую известность.
В 1940 году епископ Лука был сослан в Красноярский край, в село Большая Мурта, где стал работать врачом в местной больнице; здесь он подготовил ко второму изданию свою книгу «Очерки гнойной хирургии».
Во время Великой Отечественной войны, когда в глубоком тылу стали организовываться огромные госпитали, в Красноярске тоже были устроены десятки госпиталей, рассчитанные на 10 тысяч коек. Епископ Лука предложил властям свою помощь в качестве хирурга и в октябре 1941 года был назначен главным хирургом эвакогоспиталя и консультантом всех красноярских госпиталей. Владыка знал каждого своего больного в лицо, знал его имя, фамилию, держал в памяти все подробности операции и послеоперационного периода, он говорил своим коллегам-врачам: «Для хирурга не должно быть “случая”, а только живой страдающий человек».
Осенью 1942 года он был возведен в сан архиепископа с назначением на Красноярскую кафедру. В феврале 1944 года архиепископу Луке был направлен указ о переводе его в Тамбов, где он, как и в Красноярске, совместил архипастырскую деятельность с работой в госпиталях.
После войны ему была вручена медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», а в январе 1946 года за выдающиеся научные работы в области медицины архиепископ Лука был награжден Сталинской премией первой степени.
Владыка был награжден одной из высших государственных наград, его с благодарностью вспоминали тысячи спасенных им людей, врачи, обученные им лично или заочно, спасли десятки тысяч раненных (и спасают до сих пор), его помнят и почитают коллеги, «Очерки гнойной хирургии» стали классическим учебником современной хирургии. Но все это принадлежит земной истории, Церковь причислила его к лику святых не за это.
Архиепископ Лука прославлен за свой исповеднический подвиг. Ученый-хирург принял священный сан в то самое время, когда началась эпоха великих гонений на Церковь Христову. Он мужественно претерпел за свою веру аресты, допросы, заключение, ссылки, но не отрекся от Бога и не оставил своего архипастырского служения. (Кстати, сам он, оценивая свою жизнь, все-таки воспринимал свою работу врача-хирурга как отвлечение от главного дела своей жизни – служения епископа).
5. Поэты, художники, ученые
Можно еще несколько слов сказать о поэтах и художниках, почитаемых людьми и прославленных Церковью. Везде отличие будет очень явным: деятели светской культуры служили славе своего народа, своего земного Отечества, церковные подвижники – Богу и Его Церкви.
Невозможно сопоставлять творчество А.С. Пушкина, величайшего национального поэта России, и церковного поэта – преподобного Иоанна Дамаскина; иконописца Андрея Рублева и художника, написавшего одно из выдающихся религиозных полотен А.А. Иванова. В одном случае мы почитаем земной талант, в другом подвиг преподобных, церковное творчество которых раскрывало те богатые дары Духа Святого, которые они приобрели от Бога, призревшего на их подвиг.
Почти тоже можно сказать о сравнении великих ученых М.В. Ломоносова, Д.И. Менделеева, И.П. Павлова и церковных ученых-богословов святителей Филарета (Дроздова), Феофана Затворника, Игнатия (Брянчанинова).
Здесь не только различается предмет, занимавший этих ученых мужей (в одном случае материя, а в другом Дух и Его проявления в истории человечества, духовная жизнь, ее законы, Священное Писание, Предание святых отцов), но и образ познания своего предмета. Подлинным богословом не может быть просто интеллектуал, рационально изучающий и познающий духовное наследие предыдущих поколений, но им становится только тот, кто стремится жить по заповедям Господним, кто соединен с Ним молитвой, кто стремится к чистоте сердца, дающей возможность «увидеть Бога».
Заключение
Итак, канонизация святого – это не присуждение премии или звания, не выражение общественной признательности за особый вклад в жизнь и развитие нашего Отечества или человеческого сообщества вообще.
«Не сами по себе гениальные военачальники, писатели, композиторы, художники и мастера своего дела составляют сонм святых Божиих, а апостолы, святители, мученики, бессребреники, благоверные князья, то есть святые праведники, обладавшие различными талантами и трудившиеся в различных областях человеческого знания, но почитаемые именно за веру и благочестие. Святые – это наглядное обнаружение Промысла Божия о человеке. Разнообразие же подвигов, приводящих к святости, свидетельствует о многообразии Промысла: каждый святой со своим особым житием демонстрирует свой путь к святости и выступает как образец этого пути»[4].
[1] Дамаскин (Орловский), игумен. Методология и практические особенности исследования подвига новомучеников и исповедников Российских // ХVII Международные Рождественские образовательные чтения. Прославление и почитание святых. Материалы конференции. М., 2009. С. 13.
[2] Там же.
[3] Там же. С. 14.
[4] Максимов Максим, протоиерей. Подготовка материалов к канонизации святых // ХVIII Международные Рождественские образовательные чтения. Прославление и почитание святых. Материалы конференции. М., 2010. С. 52.